В свое время Василий, из-за связывающих их с Итигути дружеских отношений, не взял с него подписку о согласии работать на советскую разведку и всего лишь однажды, и то под давлением начальства, попросил расписку в получении денег. Теперь же эта сентиментальность обходилась ему очень дорого. И в прямом, и в переносном смысле. У Шестакова была "железная" логика: нет подписки - нет и агента. А нет агента - не должно быть и расходов на него:" Я усматриваю, что фактически эти деньги пошли в карман резидента, для собственного резидентского материального благополучия. Так как предполагать что указанные суммы резидентом выплачивались Итигути, было бы делом, которое можно назвать играй а карточные домики... Подтверждается ранее высказанное Вам мною предположение... Все приведение моменты доказывают полное разложение резидента. Донося о вышеизложенном полагал бы гражданина Ощепкова с работы снять и предать суду, предъявив ему соответствующее обвинение..."

Да, реальная возможность угодить под суд военного трибунала - такой была благодарность "гражданину Ощепкову", шесть лет неизменно рисковавшему своей головой! До глубины души оскорбленный Василий старается доказать свою добросовестность и полную лживость обвинения. Вот здесь-то он и пишет приведенные мной выше слова о своем патриотизме. Разве мог он, проживая все это время вне СССР, знать, что тогда там, точно так же как и у нас сегодня, само понятие "патриотизм" успело сделаться не только одиозным, но и откровенно подозрительным. Правда, тогда ему противопоставляли "пролетарский интернационализм", а ныне "западные ценности"...

Однако, если в штабе Сибирского военного округа и поверили глуповатым обвинениям, то вовсе не собирались терять столь высококвалифицированного япониста. Приказ констатировал "невозможность использования в Японии" и оставление во Владивостоке в качестве переводчика. Сильно раздосадованный Шестаков сказал, словно предсказав судьбу Василия: "Если бы не был таким нужным и полезным человеком, давно бы сгнил в подвале ГПУ!".